Тото, привет! Утренние страницы - не охота за вумной мыслью, не дневник и не мемуары, как сказано у ДжК, "канализация для мозгов". "Готова все страницы исписать только тем, как мне хочется спать и как хорошо обычно думается по утрам" (с) - и замечательно! У меня, кстати, в УСах это никогда не всплывало... Вообще, наверное, у каждого свое получается.
Удачи!

Не думаю. По крайней мере, слово "искусственный" не следует в этом случае считать осуждением.
Нет. Просто - другой жанр

В общем, понятно, что ничего не понятно) Как впрочем во всем, что касается творчества
Буду следовать своей интуиции, не забывая об опыте остальных участников;)

Пиши, пиши. Потом просто будешь над всем этим или смеяться или удивляться. Я тут поняла, почему перестала, что то творить. Я так настроилась на переезд, что живу практически уже там. А тут я вдруг поняла, что я то тут еще. Ну и начала вязать себе всякие шапочки, шарфики. В очередной раз  переклеиваю обои. Желаний и идей куча. Еще раз поняла, надо жить ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! А еще поняла. Что в основном  нас не понимают за наше стремление  чего добиться. И вся депрессия из-за этого. Моего бывшего дико раздражали спицы, краски и все что этому следует. А Пол наоборот поощряет. Так приятно и удивительно.

Эх, не зря говорят: "Горе - кричит, счастье - молчит"... Да не молчит оно вовсе! Только либо не хочет делиться (не обязательно из вредности, из робости, из-за жадности, нет... В "Золотой жиле", кстати, об этом тоже есть: о СДЕРЖАННОСТИ, которое не имеет ничего общего с пресловутым недоверием миру и людям, этот мир населяющим), либо... либо, простите, действительно однажды обожглось.
Со мной так было, ситуация до сих пор не отработана до конца - слишком больно. Как говорится, обжегшись на молоке - дуешь и на воду...
Есть еще одна догадка... сдается мне, что внимание к негативу у нас почти на генетическом уровне: очень уж долго людям приходилось элементарно выживать, и ценна была именно информация об опасностях и способах их избежать. Благие вести потому воспринимаются - по древней привычке - как "сладкое", которого по определению не может и не должно быть много. Бред! Почему не может? Кому не должно? Или мы сами к этому не всегда готовы?
Честно скажу, не знаю. НЕ ЗНАЮ.
Выживать (в том числе и творчески) умеют многие. А вот жить... увы!
Сама не исключение...

Я могу рассказать сказку, которую написала после первого прохода ПХ.

Вот:

САЛАМАНДРА

Часть 1

ОН

Он любил играть в кубики.

Когда родители впервые подарили ему набор кубиков - пластиковых, разноцветных и легких - он забросил всех мишек, погремушки и мячики и начал строить ограды, башни и лабиринты.

Когда он немного вырос, кубики стали слишком легкими, а сооружения из них - непрочными. Он начал искать что-то поосновательнее. И когда обнаружил в чулане коробку старинных деревянных кубиков, хранившихся в память о дедушке, - испытал то же чувство, что юный воин, когда ему вручают фамильный меч и щит.
Вот только дедушки не было в живых, и некому было посвятить его в кубикостроители. Отец был летчиком, и дома бывал редко. После нескольких попыток приобщить сына к спорту он махнул рукой и оставил его в покое, пообещав себе когда-нибудь взять его с собой на парашютную вышку.

Бабушке тоже было не до кубиков. Ее царством была кухня, и ее пирожкам не было равных ни в одном из ближних и дальних царств. Порой, глядя на склонившегося над кубиками внука, она вздыхала “Совсем исхудал!” и приносила ему огромное блюдо пирожков, которые он быстро съедал, обдумывая очередную идею лабиринта. Бабушка снова вздыхала, но не обижалась, - она была великодушной царицей.

С мамой было сложнее. В ее царстве хранились разноцветные ткани, пряжа и пуговицы - в ее руках все это превращалось в платья, рубашки, свитера, шапочки - они так же радовали взор, как бабушкины пирожки - вкус. И когда она видела, как ее сын ползает среди кубиков в новой шелковой рубашке, которую она сшила для него в честь ОСОБЕННОГО праздника, и ее локти уже продраны, а воротничок взлохмачен, - она чувствовала боль за своих подданных, с которыми обращаются так жестоко. Ибо она была не только мамой, но и королевой своей разноцветной страны, и ткани были для нее - как живые.

Утешением служила для нее дочь - пока еще принцесса, она уже готовилась к роли королевы танцев. Она занималась в студии и готова была танцевать днем и ночью с тем же упоением, с каким ее брат складывал кубики. Квартира явно была тесной для нее - порой она сметала на пути и башни брата, и бабушкины подносы с пирожками, заявляя в оправдание,что от них толстеют. Лишь в мамино царство она входила тихо и трепетно - мама шила ей костюмы для танцев, и лишь во время примерки она готова была стоять спокойно.

Став постарше, она решила привести цвет губ, ногтей и волос в соответствие с цветами платья. Больше всего ей шли зеленые, синие и лиловые тона - и бабушка порой нервно вздрагивала, увидев свою внучку с зелеными губами и ногтями, цвет которых напоминал о русалках, резвящихся в море при лунном свете. Мама была снисходительней - она знала, что переходный возраст рано или поздно кончается, а хороший вкус - дело наживное.

Можно сказать, что нашему герою повезло - не всем доводиться родиться в королевском семействе. Но он чувствовал себя не слишком счастливым - ему с кубиками не хватало места, и порой он казался себе лишним. И когда сестра опять смела новой юбкой его любовно построенную башню, он решил перебраться во двор.

Во дворе тоже приходилось несладко другие дети просили: “Дай поиграть!” - и он чувствовал себя как Артур, у которого кто-то просил Эскалибур, чтобы разделать оленью тушу. Вскоре все поняли, что он - жадина и задавака и обращали а него внимание только чтобы подразниться. Но двор был большой, и укромных закоулков там хватало.
И вот как-то раз, когда он, спрятавшись между сараем и зарослями кустов, складывал особенно хитроумную башню, - он почувствовал, что на него кто-то смотрит.

“Почему меня не оставят в покое?” - подумал он. И, словно в ответ на свою мысль, услышал: “Лучше положить этот кубик правее”.

“Какой кубик?”- машинально просил он, и девочка, ничуть не похожая на его сестру- на ней были джинсы, футболка и спортивные тапочки - опустилась рядом с ним в траву и показала: “Вот этот. А вон тот - сверху”.

Что почувствовал Робинзон, когда встретил Пятницу? Кто знает - тот поймет, кто не знает - тому не объяснить.

Она поняла его замысел. Сразу.

На следующий день она снова пришла, и наблюдала за его работой, иногда высказывая свои соображения - к некоторым он прислушивался, от некоторых отмахивался. Так продолжалось много дней подряд, и он привык, что рядом с ним есть ТА, КТО ПОНИМАЕТ. Иногда она пыталась сама передвинуть кубик, но быстро почувствовала, что ему это не нравится, и стала обходиться словами. И это ему понравилось еще больше.

Вскоре она стала для него чем-то вроде еще одного кубика - но только говорящего. И когда она однажды пришла позже, чем обычно, он проворчал, что она опоздала на два часа. Она ничего не ответила. В этот день она почти не смотрела на кубики и думала о чем-то своем.

На следующий день она не пришла, и еще один день, и еще. Лишь на четвертый день она появилась. И сказала, что пришла попрощаться - они переезжают на другой конец города, у нее очень мало времени, машина вот-вот придет. Нет, искать ее не надо и приходить в гости тоже - она больше не хочет сидеть и наблюдать, как он играет в кубики. Она вообще больше не может их видеть - они все одинаковые, холодные, бесцветные и неживые. “И колючие” - добавила она и быстро отвернулась, а затем, по-прежнему отвернувшись, добавила ненатурально спокойным голосом:”Ну, я пошла. Пока”.

Когда она ушла - быстро-быстро, не оборачиваясь - он понял, что в ней было не так: вместо джинсов, футболки и спортивных тапочек на ней было платье и и туфли на высоких каблучках. Наверное, она все-таки была похожа на его сестру - только платье на ней было ярко-красным, и это напоминало не о русалках, а о саламандрах. Так бы сказала мама - когда они с сестрой были маленькими, мама читала им сказки о троллях, гномах и прочих сказочных существах. Он слушал невнимательно - ему это было неинтересно и отнимало время. Но сейчас он почему-то вспомнил про Саламандру, которую можно увидеть в огне, если смотреть туда долго-долго.

Похоже, она была не только саламандрой, но и ведьмой - потому что внезапно кубики стали колючими. Или они всегда немножко кололись, а он этого не замечал? Играть больше не хотелось - наверное, потому, что начал накрапывать дождик. Он собрал кубики в коробку - тщательнее, чем обычно - и пошел домой, твердо решив выбросить из головы и вредную девчонку, и ее дурацкое огненное платье.

Но на следующий день пошел дождь, и никак не мог остановиться. Видимо, слишком много воды накопилось в небесах после долгой засухи. И к своему ужасу, он понял, что его это даже радует - не нужно никуда идти, не нужно строить башен, зная, что никто не скажет: “Поставь этот кубик правее”.”Одинаковые, - медленно повторял он. - Неживые”. И внезапно он представил себе, как он бросает их в огонь. Дедушка вышел из чулана и одобрительно кивнул: “Хорошее дерево, сухое!” - шагнул в огонь и поманил его: “Иди сюда!” Он сделал шаг - и саламандра протянула к нему ногти цвета платья - они были колючими и пахли чем-то незнакомым и дурманящим. Он услышал издали слово “мандрагора” - прежде, чем его охватило пламя.
………………………………………………………………………………………………..
Когда огонь потух, он открыл глаза, чувствуя озноб и слабость. Он не знал, долго ли был с мертвецами и саламандрами - в их мире время текло иначе. Но, взглянув в окно,он увидел, что на черных ветках деревьев лежат первые, робкие пушинки белого снега. Ему захотелось горячего чаю, и, медленно встав с постели, он отправился на кухню. Бабушки не было - она ушла в магазин. Никого не было, в квартире было странно и непривычно пусто и тихо. Можно было сколько угодно складывать кубики, но он не мог их найти - наверное, их все-таки спрятали в чулан. Впрочем, он не очень-то искал. Сейчас ему больше всего хотелось согреться.

Сидя на кухне и чувствуя, как с каждым глотком в него проникает тепло - не тот алый огненный жар,а темно-золотистое тепло воды - он заметил кастрюлю с тестом: бабушка приготовилась печь пирожки, а пока оставила тесто всходить. Он смотрел на то, чему вскоре предстояло стать пирожками, и ни с того ни с сего подумал: “А если бы кубики были разными и живыми?”

Откуда взялась эта бредовая мысль? Может быть, тесто показалось ему живым - оно росло и казалось, что оно дышит. Мысленно назвав себя полным идиотом, он подошел к кастрюле, взял кусочек теста и попытался вылепить из него кубик. Ничего не получалось - кубик расползался и терял форму. И тогда он скатал шарик. “Не колючий” -сказал он вслух. Но пока еще бесцветный.

Пробравшись в комнату сестры, он взял у нее несколько бутылочек лака - розовых, зеленых, голубых. Красного он брать не стал.

Нарисовав шарику лицо, он пошел в мамину комнату, взял несколько клубочков шерсти и сделал шарику шевелюру, а заодно и колпак.

С этого момента его заинтересовала лепка. Будучи юношей основательным, он изучил все свойства соленого теста, глины, пластики и даже искусственного фарфора. Он научился лепить фигурки и даже шить для них одежду. Они были гладкими, округлыми и разнообразными - но пока еще не были живыми.

Тем временем пришла весна. И когда сестра влетела в его комнату и решительно сказала, что родной брат просто обязан пойти с ней на гала-представление в парке и посмотреть, как она будет танцевать что-то совсем особенное - он согласился. Может быть, надеялся встретить ЕЕ?

Когда они пришли на концерт, он почувствовал: ЕЕ здесь нет. “Все правильно - сказал он вслух. - Они еще не живые”. Сестра унеслась танцевать свой особенный танец, а он услышал звуки фламенко - они доносились не со сцены, а звучали совсем рядом. Обернувшись, он увидел человека в разноцветной одежде, с седыми волосами и веселыми озорными глазами. Человек одной рукой держал флейту, а другой - маленького гитариста в огромном сомбреро. От его головы, рук и ног тянулись веревочки, и кукловод перебирал их так же изящно и стремительно, как его подопечный - струны своей гитары.

К лету наш герой все знал о марионетках - пальчиковых, веревочных, наручных, тряпичных, фарфоровых и деревянных. Особенно заинтересовал его театр теней - тени бумажных фигурок ничуть не отличались от теней людей и животных. Он вырезал из бумаги свой профиль, и долго наблюдал в зеркале, как их тени смотрят друг на друга.
Вот теперь пришла пора найти ЕЕ - просто чтобы сказать, что она ничего не поняла ни в нем, ни в кубиках. Но где ее искать - он не знал. Только чувствовал, что в этом городе ее уже нет.

И когда отец вернулся домой из рейса, он попросил поднять его в небо, чтобы посмотреть на мир сверху и увидеть ТО САМОЕ МЕСТО.

Отец уже не водил авиалайнеры - он стал летчиком у своего друга, который занимался нефтью, или цветными металлами, или фондовым рынком, а когда у него выдавался свободный день, летал на сафари, или на фьорды, или на коралловые рифы. Банки лихорадило - надвигался кризис, и другу было не до полетов. А летчику засиживаться на земле не следует. И вскоре отец с сыном уже были в воздухе. Мальчик внимательно смотрел вниз на проплывающие города, и ничто не откликалось в нем. И вдруг он увидел башенку - ее форма что-то напоминала ему. И он вспомнил, что именно такую башенку строил в тот день, когда услышал голос: “Подвинь этот кубик правее”.

Вернувшись на землю, он собрал марионеток и отправился в город с башенкой. Там он сел на площади, достал актеров и начал представление. Люди собирались вокруг и глядели на него - совсем как во дворе, когда он в первый раз вынес туда кубики. И снова они смеялись. Но теперь он смеялся вместе с ними.

Часть 2

ОНА

Ее родители были минималистами.

Они любили чистоту и пустые пространства. Мама была врачом, и ее идеалом была стерильность и белый цвет. Стены в их квартире были белыми, пол – серовато-голубым. Папа был программистом, и ему нравилась эта гамма – наверное, потому, что прекрасно гармонировала с цветом компьютера.

А ей казалось, что она живет в пустой коробке – холодной, колючей и чужой. В детстве она пыталась рисовать на белой штукатурке, но ей строго-настрого запретили пачкать стены.
Так ей и не удалось сделать дом своим. И она стала мечтать о том, какой дом будет у нее, когда она вырастет, - похожий на сказочный дворец с башнями, витражами и большим, чуть запущенным парком.

Родителям она об этом не рассказывала. Царство отца находилось по ту сторону монитора – там он был правителем, магом и чудотворцем. По эту сторону он чувствовал себя неуютно – люди явно были неправильными, словно в них кто-то запустил вирусы, от которых не было антивирусов. Наверное, с мамой их объединяла именно ненависть к вирусам. Мама спасала от них людей, папа – компьютеры.

А она любила лес, в котором никогда не бывала. Наверняка там было много-много вирусов, но это ее почему-то не пугало.

Рядом с их башней из стекла и бетона еще сохранились кой-какие островки, до которых не добиралась модернизация, - старые домики с огромными дворами, в которых стояли сараи и буйно рос кустарник. Она облюбовала один из таких дворов – там были укромные уголки, где можно было ходить босиком по земле и прятаться в траве.

Кроме леса, она любила театр. Когда в школе их повели на спектакль в новый экспериментальный театр-студию, она с первой же минут поняла: вот ее дворец! Режиссер приглашал детей приходить на прослушивание, и ее подруга, неизменная двоечница по математике и отличница по выразительному чтению стихов – немедленно откликнулась и позвала ее с собой. Она пошла просто за компанию – мысль о том, чтоб громко выступать перед публикой, бросала ее в дрожь. В ее доме слишком ценили тишину, и она привыкла молчать.

Но, видимо, режиссер что-то увидел в ее глазах и сказал: «Приходи, когда хочешь». И она стала приходить – сначала просто молча сидеть за кулисами, вдыхая их запах, а потом она осмелилась иногда принимать участие в массовке. Незаметно она запомнила множество текстов, и порой шепотом повторяла вслед за ведущими актрисами монолог Джульетты или песенки Алисы.

Она уже собиралась попроситься на роль суфлера – но тут наступила катастрофа.

Спонсор театра чем-то провинился перед государством – то ли намухлевал с налогами, то ли что-то еще – и его посадили в тюрьму. Он был известным человеком – о нем писали в газетах и рассказывали в школе. Учителя называли его бандитом и мошенником, разворовавшим страну. Они с подругой молчали – их театр заканчивался.

Подруга вскоре перешла в другую школу – с театральной студией и минимумом математики. А режиссер нашел другого спонсора, и театр начал готовиться к переезду – меценат желал, чтобы подопечные перебрались к нему поближе. Часть реквизита они не стали брать с собой – костюмы и декорации к спектаклям, которые уже сошли с репертуара. Режиссер предложил юным студийцам забрать, кто что захочет.

Она выбрала красное платье. Оно было похоже на огненный цветок, и в нем она чувствовала себя настоящей принцессой. Заодно она выбрала еще и туфельки, такие же красные и усыпанные драгоценностями, и золотой ободок с красным камнем, похожий на корону. Дома она спрятала это до тех времен, когда у нее появится дворец. А пока она носила то, что покупали родители, - серо-голубые джинсы и белую футболку.

Театр уехал, и у нее остался только сад. Она приходила туда и забиралась в полуоткрытый сарай – запах дерева напоминал ей о кулисах, и она представляла себе, как сарай превращается во дворец. Наверное, ей следовало бы забрать побольше реквизита - хотя бы то чудесное кресло, похожее на трон… Но сарай был чужим, в нем хранились доски и всякий хлам, и трону здесь не было места.

Как-то раз она услышала шорох и поняла, что кто-то еще пришел в это место. Она испугалась: вдруг хозяева? Осторожно выглянув, она увидела мальчика, сидящего на земле и складывающего из кубиков что-то, похожее на башню дворца.

Она тихо вышло из укрытия и приблизилась к нему. Он ее не замечал – увлеченно складывая кубки, он пытался уравновесить левую башню. Она некоторое время стояла рядом с ним, а потом поняла, в чем дело – земля была неровной, и верхний кубик не мог удержаться на наклонной плоскости. И, превозмогая робость, она сказала: «Подвинь этот кубик правее».

О чем она думала, сидя рядом с ним и наблюдая за строительством? О том, как она расскажет ему о своем дворце, и они будут строить вместе. А когда достроят – она придет туда в своем королевском наряде, таком же ярким, как его разноцветная рубашка – она была удивительно красивой, хоть и была кое-где продрана и испачкана землей. Наверное, у него их много, и это одна и самых простых и будничных. Что же он наденет, когда дворец будет готов?

Но дни шли за днями, а он не позволял ей прикасаться к кубикам. Он терпел ее присутствие – и только. Так же вел себя отец, когда она заходила к нему в его компьютерное царство – она должна была сидеть тихо и ничего не трогать.

И когда лето подошло к концу, она поняла, что в ней просыпается что-то неведомое прежде и страшное. Такое было с ней лишь один раз – она разбила коленку и прибежала к отцу. Не отрываясь от монитора, он бросил: «Подожди, скоро мама придет и перевяжет». Тогда ей захотелось взять палку и ударить по экрану изо всех сил. И сейчас ей все чаще хотелось того же – ударом ноги разрушить дворец, в котором ей не было места.

Это испугало ее, и она решила, что больше не придет. Но уйдет она как принцесса – в красном платье и драгоценных туфельках. Лишь корону сохранит до лучших времен.
Но увы – кажется, он даже не заметил ее королевского величия. Во всяком случае, он ничего не сказал. Она соврала ему, что уезжает, и ушла не оглядываясь, чтобы он не увидел, как она плачет.

Три дня она сидела дома. А потом, ругая себя за слабость, почувствовала, что ноги снова несут ее туда. «Я иду не к нему, - твердила она, - а в СВОЕ место. Это и мое место, а не только его». Шел дождь, но она его не замечала. Когда она пришла, сарай стоял на месте, а ЕГО не было. Она вздохнула и почувствовала одновременно тоску и облегчение. «И правильно, - сказала она. – Нечего ему тут делать, рядом с моим дворцом».

Ей стало холодно, и она уже собралась уходить. Но тут она заметила, что в кустах притаился дрожащий щенок – видимо, он заблудился и не мог найти дорогу домой. Она подошла к нему, и он с жалобным визгом начал тереться об нее. «Подожди, - сказала она, - сейчас мы согреемся». Домой идти не хотелось, и они со щенком сбегали к ближайшему ларьку и купили спички. А затем она достала из сарая доски – чужие доски! – и развела костер. Сидя рядом со щенком возле огня, она подумала, что для первого раза у нее получилось неплохо.

Когда они вернулись домой, она заявила с порога неизвестно откуда взявшимся громким голосом: «Он будет жить здесь!» Она ждала слов о грязи, но вместо этого мама сказала то, что было гораздо страшнее: «Он в ошейнике. Значит, домашний, и хозяева его ищут. Его нужно вернуть».

Она расклеила объявления на окрестных столбах. Но никто не откликнулся – лил дождь и смывал их. А через неделю папа сообщил, что подписал контракт с какой-то серьезной фирмой, и теперь они переедут в небольшой городок, построенный специально для ученых, - там они будут жить в коттедже среди соснового леса, а платить ему будут в три раза больше, чем сейчас.

Наверное, она и вправду была ведьмой, только по неопытности слегка переборщила – они переезжали не на другой конец города, а на другой конец страны.
Щенок отправился с ними – в коттедже для него было достаточно места. А в новой школе она сразу же записалась в туристскую секцию, и на следующее лето вместе с одноклассниками и подросшим псом отправились в поход по окрестным лесам.

Когда после первого дня перехода они поставили палатки и расположились вокруг костра, инструктор достал гитару и начал петь. Некоторые песни ей были знакомы - она слышала их в театре. И она начала подпевать - сначала шепотом, а потом и громче, вместе с остальными. И сама не заметила, как ее голос вырос, расширился и заполнил все пространство, то сплетаясь с голосом певца, то отходя от него на точно рассчитанное расстояние - не слишком близко, не слишком далеко, словно в изящном и замысловатом рисунке танца. И постепенно все затихли, слушая этот танец голосов. И когда песня закончилась, ей сказали, что она классно поет, и попросили еще. И здесь, в лесу, глядя в огонь, она запела то, что когда-то повторяла шепотом вслед за подругой:

“Ты - как отзвук забытого гимна
В моей черной и дикой судьбе…”

Мелодия словно рождалась сама - простая и незамысловатая, она послушно следовала за словами, словно лодка по бурной и глубокой реке - такой, вдоль которой они шли весь день.

К концу похода она освоила целых семь аккордов - немного, но достаточно, чтобы держать ритм, не давая лодке сойти с курса. Позже этот бесхитростный и прочный ствол оброс многочисленными ветвями из флажолетов, мелиссов, глиссандо и тремоло, а классические аккорды легко и непринужденно сменялись джазовыми, превращая скольжение лодки во что-то наподобие балета на воде.

Из красного платья она уже выросла, да и цвет стал ее раздражать. Теперь она выступала в платье, переливающимся темным золотом и старинным вином. И оказалось, что корона шла к нему гораздо больше -камень словно ждал именно такого оттенка, чтобы засиять своим истинным цветом.

Родители постепенно свыклись с мыслью о том, что их дочь - восходящая звезда. Отец даже предложил ей создать собственную страницу в интернете и выкладывать туда песни. Она решила посмотреть, как выглядят другие похожие страницы. И, блуждая по бескрайним просторам сети, увидела объявление, что в городе Р. скоро состоится фестиваль искусств с карнавалом и фестивалем театров. В списке участников был и ЕЕ театр - видимо, новый спонсор был осторожнее и не позволял себе рискованных игр с властями. А на фотографии города она увидела замок, и его башни что-то ей напомнили. Она сидела и вспоминала, где она раньше могла видеть эту башню, и вдруг услышала свой голос: “Поставь этот кубик правее”. И внезапно ее грудь сдавило, а сердце словно укололо тупой, но все еще острой иглой. Добавив страницу в закладки, она быстро встала из-за компьютера, взяла гитару и ушла в лес. Там, сидя у костра и перебирая струны, она позволила этой игле петь - сначала тихо, а потом все громче. В ее песне было и то давнее лето, проведенное между сараем и башней, и огненное платье, которое ОН так и не заметил, и дрожащий щенок под мокрым кустом, и первый огонь, который она зажгла, чтобы согреться под бесконечным промозглым дождем. Игла пела все громче, превращаясь в копье, жезл, дерево, на нем расцветали и опадали золотые цветы, и наконец они слились в драгоценный искрящийся кристалл, в котором она увидела то, чего пока не могла понять, и о чем еще не могла спеть. И когда она вернулась домой, она сложила в сумку свое злато-винное платье и корону, взяла гитару и отправилась в аэропорт.

Часть 3

КАРНАВАЛ

Казалось, весь город был охвачен веселым карнавальным безумием - даже старики достали из запыленных сундуков наряды своей юности, а коляски младенцев были украшены гирляндами,лентами и воздушными шарами. Всюду звучала музыка, такая заразительная, что прохожие пускались в пляс, забыв про дела. Впрочем, кажется, в эти дни карнавал стал единственным делом. Ходили слухи, что спонсор этого грандиозного шоу бродит по улицам переодетый, наподобие Гаруна аль-Рашида. И это придавало действу дополнительную загадочность и шарм.

Она потанцевала вместе со средневековыми монахами и выпила вина, с улыбкой поданного eй звездочетом в остроконечном колпаке. Но она не забывала про свою главную цель - найти башню.

Это оказалось несложно - замок стоял на холме, и его было видно отовсюду. На площади возле замка среди продавцов подогретого вина, украшений и бесчисленных сувениров расположились художники и музыканты. Бродя между ними, она пыталась услышать мелодию ТОЙ, еще неведомой песни. “Холодно,холодно, теплее” - шептала она. И тогда услышала звуки фламенко. Они чем-то отличались от прочих - в них было что-то ненатуральное, что-то механическое, хоть и радостное. Пожав плечами, она подумала: “запись” - и уже собралась уходить, чтобы купить глинтвейна с немыслимо пахнущим рогаликом - и вдруг почувствовала: горячо.

Приблизившись к источнику звука, она увидела маленького гитариста на ниточках, и с улыбкой подумала о своем поспешном суждении: его автор создал подлинный шедевр, перед которым меркла бесхитростная синтетическая музыка. А когда рядом с ним оказалась томная испанка в кружевной мантилье, обмахивающаяся веером, она и вовсе остолбенела от восхищения. Ей захотелось увидеть создателя этого чуда. Она подняла глаза - и замерла. Он сидел на земле, только вместо травы у него был пестрый коврик.

“Этого не может быть” - пронеслось у нее в голове. Но в груди становилось все жарче, и бывшая игла, ставшая кристаллом, разгоралась немыслимым светом. “Спокойнее,- подмигнул кристалл, - только не спугни”. И, некоторое время постояв молча, она начала подпевать, вторя мелодии фламенко, - сначала тихонько, а потом все громче.

Он ее услышал и тоже поднял глаза. Она допела песню и замолчала. Он встал, и некоторое время смотрел на нее. Тысячу раз произнесенная мысленно фраза: “Теперь мои кубики разные и живые” - куда-то спряталась. Наверное, перебежала к ней, потому что она наконец спросила:

- Теперь ты играешь в такие кубики?
- Да, - ответил он, радуясь, что она сказала за него,- теперь я играю в такие кубики. Кажется, они будут получше прежних.

Дети, собравшиеся на представление, недовольно зашумели. Он оглянулся на них и виновато произнес:

- Пожалуйста, не уходи. Мне надо очень много тебе сказать. Но сначала я должен закончить спектакль, иначе дети будут сердиться.
- Кажется, в этом городе нет никого, кроме детей, - весело откликнулась она.- И сердить их уж точно не стоит. Сегодня они получат кое-что сверх программы.Твоей красавице явно не хватает голоса.

И произнеся это, она почувствовала, чего все время не хватало ей самой, - того, что она так и не посмела взять в ЕЕ театре. И когда началась песня, ее пела уже не она, а гордая красавица в мантилье, с веером и розой. Ей хотелось спрятаться за ширму, чтобы зрители видели лишь ту, в кого она перевоплотилась,- но ширмы не было. Пока еще не было, и она стояла у всех на виду, словно царевна-лягушка, у которой преждевременно сожгли шкурку. Странное ощущение - ни в лесу, не на сцене она такого не чувствовала. Но теперь рождалось что-то новое, и оно требовало занавеса, уединения и тайны.

Когда спектакль был сыгран, и актеры собраны, они пошли к нему, в маленький домик - уже не сарай, еще не дворец. Они шли молча, а когда оказались внутри, он спросил то, что хотел спросить на самом деле:
- Ты можешь меня простить?
- Тебе не за что просить прощения, - мгновенно откликнулась она.- Это были твои кубики. Теперь, когда у меня есть свои, я тебя очень хорошо понимаю.
- Мои кубики были безголосыми, - медленно проговорил он.- Я этого раньше не понимал, сегодня понял.
- Теперь у них будет голос,- пообещала она. - Может быть, даже слишком громкий.

На следующий день он наконец закончил куклу, которая никак ему не давалась - танцующую женщину на морской глади.

А вечером они пошли в ЕЕ театр, и она спросила режиссера, не найдется ли у них лишнего реквизита для двух бедных артистов, начинающих карьеру с нуля.

Через месяц в городе открылся театр марионеток. У него пока не было названия, но над входом красовался разноцветный кристалл, в котором можно было разглядеть множество кубиков. А в самом сердце кристалла жила Саламандра.

Супер и здорово! Взяла в свою коллекцию! Продолжение будет???

К сожалению, это очень весомый недостаток

Тото не думай о чем писать, просто води ручкой по бумаге...  В этом весь смысл. Не сочинять нужно, а избавляться от мыслей и переживаний, обид и горестей.  Сочинять будешь днем или вечером, а утром просто пиши...

Приветствую, дамы и господа!
А вот такой вопрос - утренние страницы обязательно писать от руки на бумаге? Я просто детя технологий и предпочитаю настукивать текст на клавиатуре компьютера. Поскольку печатаю в слепую, то мне это проще чем от руки. В книге вроде в какой-то момент сказано "от руки" - это действительно так важно? Да и лес беречь надо! =)
Спасибо.

Конечно будет и немало. Я тоже  в свое время не читала, то что писала. А через год случайно наткнулась на запись и поразилась!
Я тоже не писала только утром, а тогда и где хотелось. Меня вообще очень сложно под какие то инструкции подогнать. Мне даже торт трудно испечь не нарушив что то в ингредиентах.
А так у вас все правильно. Главное что вы получаете от этого удовольствие.

Антон. Конечно в книге есть рекомендация писать на бумаге. Но я думаю, что если вы печатаете в слепую, а не ищите каждую букву как я( смысл теряется, так как отвлекаюсь на "тупое тыканье"). Попробуйте и поделитесь результатами. Может и этот вариант тоже работает.

Все правильно. Можно долго бегать за очередной " морковкой",можно и не бегать. Это наш выбор. Когда я начала  " свой путь", то я смутно представляла не только чего , но и куда хочу. Мне просто уже было невыносимо жить так как я жила. Какая то внутренняя, глубинная тоска была. Не скрою, было трудно, страшно, но.... удивительно то, что я все это преодолела. и видно тогда вскрылся внутренний "гнойник", и перемены в жизни просто глобальные. Что дальше?  Не знаю, все только начинается.
Не бойтесь, так как встретите, только себя. А себя то вы хорошо знаете.

Доброго Пути!! Надеюсь это будет интересное приключение!!!!
Поверьте нам тоже интересны ваши впечатления!!